Материалы книги «Дети войны — духом сильны» под общей редакцией Барнаульской городской общественной организации ветеранов (пенсионеров) войны, труда, вооруженных сил и правоохранительных органов.

Завалич Вера Александровна родилась 30 января 1938 года в г. Степняке Акмолинской области, сейчас Астана, столица Казахстана, в семье учителей.

Учителями были не только мои родители, но и их сестры, племянницы, я насчитала 9 человек самых близких родственников. Перед войной отца перевели директором Щучинского педучилища (км в 35-40 от г. Степняка). По рассказам взрослых членов семьи знаю, что успели прожить там года полтора, а затем отца забрали на фронт. Это было 4 января 1942 года.

Мама в тот момент лежала в роддоме, родился третий ребенок Галина (умерла 9 лет назад), отец пришел в роддом и не смог сказать жене, что уезжает на фронт, сказал, что в командировку. А в начале войны считалось, что война очень скоро кончится и не следует оголять учреждения и забирать первых лиц, поэтому после начала войны отец еще полгода был дома, и мама поверила, что он уезжает ненадолго.

Когда же она вернулась домой с третьей малышкой на руках и узнала правду, горю её не было предела. Я хорошо помню, как она рыдала и всё твердила: «Даже не попрощался!»

На её руках остались трое малышей. Я – самая старшая 4-х лет, брат Борис 2-х лет и новорожденная Галочка.

В Степняке до войны мы прожили достаточное количество лет, отец там был заведующим гороно, много знакомых, и поэтому там мы пережили войну, хоть и очень тяжело, но легче, чем это было в другом месте.

Очень хорошо помню, как мама показывала мне, четырехлетней, на часы и говорила: «Когда вот эта стрелка будет там-то, дашь Гале каши».

Старшим нужно было работать, учиться, а мы, такие малыши, одни дома.

Но самое главное, наступили голодные дни, нечего было есть, нечего было надеть: «Всё для фронта, всё для Победы!» Хорошо помню момент, как я нашла картошину, очистила, как могла, и прямо грязную стала варить спичками, Чиркну спичку и поднесу к картошке, надеялась так сварить. А в этот момент вошла мама, можно представить, что она чувствовала и переживала, когда голодные дети и нечем их накормить.

В наши места сослали чеченцев, а у них была кукурузная мука, и мама поменяла подушку на стакан кукурузной муки. Не успела мама оглянуться, как я высыпала муку в ладошку и замочила водой с умывальника, чтоб быстрее слепить лепешку. Можно представить, что там осталось от стакана муки.

Под столом стояла плетеная корзина с обувью. Мы перебирали и трясли эту обувь, надеясь, что со стола мог когда-то упасть кусочек хлеба, а мы его найдем. Однажды нашли маленький сухарик, кусочек побольше я отдала маленькой Гале, немножко себе, а Борису ничего не досталось. Уже будучи взрослыми мы часто вспоминали этот эпизод, и Борис до слёз вспоминал, как ему хотелось есть, и немного обижался на меня.

Хлеб давали понемножку, по хлебным карточкам. Когда я стала постарше, лет 5-6, я уже ходила за хлебом. Его взвешивали, бывал небольшой довесок. Я мечтала, когда вырасту, буду продавцом хлеба, а довески буду съедать. А сколько продавцов тогда пересадили, не могли выдержать, ревизия недосчитывала 1-2 булки хлеба. За это тогда садили в тюрьму.

Когда приносили хлеб, мама его делила – каждому свою порцию. И мы клали эти кусочки в ящик пустого письменного стола. Туда же положили и кусочек для Глеба (двоюродного брата), он был в школе. Мы открывали этот ящик и понемногу отщипывали от своего мизерного кусочка, а когда свои закончились, стали помаленьку отщипывать и от кусочка Глеба. Когда мама хватилась, что мы съели почти весь кусочек Глеба, она не знала, что ей делать от горя, ведь Глеб сейчас придет из школы, очень голодный, а его кусочка хлеба почти нет.

Очень долго вспоминали, как Варя (двоюродная сестра, старше нас) крутила на мясорубке очистки от картошки, потом слепила из них лепешки, пекли их прямо на плите, мы их называли «драники». Нам казалось, что вкуснее ничего не бывает на свете и потом, уже через долгие года, просили её сделать такие «драники», а она смеялась и говорила, что теперь мы их и в рот не возьмём.

А ещё беда нагрянула: в самом начале месяца соседка украла у нас хлебные карточки. Как мама их искала! Перетрясла все вещи, книги, кухонную посуду, но, увы, их не было. Да и мама знала, где они лежали, и как соседка забежала и выбежала очень быстро. Но что сделаешь?

Я лягу на кровать, закрою глаза, надеюсь уснуть (днем), проснусь, а карточки нашлись. Но они так и не нашлись, нам грозил беспощадный голод. Галя, наша самая маленькая, болела рахитом, с большим животом и очень кривыми ножками. Я и сейчас всё это вижу. Она стала пухнуть с голоду.

Спасибо добрым людям, нас положили в больницу, а с нового месяца уже дали карточки.

Как семье фронтовика, пропавшего без вести, нам пригородное хозяйство решило выделить телку. Выбирали толпой, чтоб была стельная, не могли дождаться, когда она отелится.

Наступило время, когда я могла пойти в школу. Но одежды не было совершенно. В школу ходила только весной и осенью, пока тепло. А зимой в школе стоял такой холод, замерзали чернила, одежду и варежки не снимали. Не было чернил, бумаги, писали на старых газетах сажей или отваром из-под красной свёклы.

Сколько же терпения, доброты и неимоверных сил было у нашей мамы, да и у всех матерей, таких же бедолаг. За все наши шкоды она даже никогда не наказывала нас. Писать можно еще много. Всегда снилась пища. Как мы выжили – удивлялась вся наша округа.

Вокруг нас жили семьи шахтеров, их не брали на фронт. Нужна была их добыча – золото, они все заболели силикозом и умерли, не дожив до 50-ти лет.

Им давали какие-то боны, на которые они немного получали пищи, иногда какая-то крошечка перепадала и нам. В это время мы уже жили в шахтерском бараке. Чтобы затопить печку, смотрели, у кого из трубы дым идет, и просили «жару», не было спичек, мыла, соли.

Как мы выжили – одному Богу известно. Не дай Бог такого никому.

А теперь наши внуки не хотят того, другого, обидно бывает до слёз. Может, прочитает молодое поколение и возникнет искорка доброты и сочувствия нынешнему поколению детей войны.

Автор: Завалич Вера Александровна