Сборник «Наше военное детство», Алтайский государственный колледж.

Тамара Ивановна Гуляева 1932 г. рождения. Преподаватель строительных дисциплин БГППК

Я, Гуляева Тамара Ивановна, родилась 9-го июня 1932-го г. в Москве. Детство прошло в детском саду, в школе, в Москве окончила 2 класса.

22 июня 1941-го года был ясный, солнечный  день, воскресенье. Все были дома. В 12 часов дня по радио было объявлено о том, что с важным сообщением выступит нарком иностранных дел Молотов В.М. Отец произнёс: «Это война!»  И действительно, Молотовым было сказано, что в 4 часа утра без объявления войны фашистская Германия напала на нашу страну. Детство кончилось.

Мы, дети, чувствовали тревогу родителей. По радио часто объявляли о воздушной тревоге и необходимости  уходить в бомбоубежище, которое было устроено в метро на ст. Сокольники. В какой-то день июля родители решили не ходить в бомбоубежище, и мы, дети, бегали во дворе, несмотря на объявление о воздушной тревоге. Вдруг заметили в небе, как забегали лучи прожекторов, и в их перекрёсте самолёт с фашистскими знаками. Очень испугались. Стали с подружкой плакать: «Вот сейчас самолёт сбросит бомбы, и мы погибнем».

После того случая не стали оставаться дома, а уходили в убежище при объявлении о воздушной тревоге.

Завод, на котором работал отец, подлежал эвакуации, и в конце июля эшелон с оборудованием, рабочими с семьями был отправлен в неизвестном нам направлении. В пути были больше месяца. Наконец,  1-го сентября 1941-го года эшелон прибыл в Омск. После Москвы впечатление удручающее… Вместе с отцом наша семья выехала в эвакуацию с авиационным заводом W-156. Эшелон был сформирован для перевозки оборудования и людей. Разместили в Омске завод на окраине города, а семьи разместили в школе в классах, где каждая семья отгородила себе уголок. Затем нас стали развозить по квартирам. Мы попали к хозяйке, у которой были старая мать и взрослая дочь. Их уплотнили, т.е. требовали освободить одну из двух изолированных комнат. Хозяйка была недовольна.

Мама была беременной, никаких пособий, т.к. на работу её не принимали. Сестра, которой было 5 лет, посещала детский сад, там она находилась круглосуточно. Я и мама как-то должны были выживать. Я ходила в школу, а после школы к подруге – однокласснице, которой помогала по математике, за это меня кормили. Пришлось и нищенствовать, но не могла преодолеть стеснительность  и возвращалась ни с чем, сказав маме: «Что подали – съела». Торговала водой. Милиция запрещала, отбирали посуду.

Зиму 41-го года проболела, не училась. В 1942-43-м годах училась в 3-ем классе, а в 1943-44-м годах закончила 4-ый класс.

Сестру мама поместила в детский дом, а меня не приняли, т.к. не подходила по возрасту. Жили уже на другой квартире. Маму часто посылали в командировки, родившаяся девочка умерла от голода, т.к. у мамы пропало молоко. Новая хозяйка маму пустила на квартиру с условием, чтобы она была одна, никаких детей. Отвела меня мама в райисполком, чтобы меня куда-либо определили на работу.

Там меня присоединили к группе девочек и мальчиков, которые оказались без родителей: отстали от эшелонов или потеряли родителей. Всего нас было 16 человек: 8 мальчиков и 8 девочек. На работу нас, в основном, посылали в колхозы, совхозы, использовали на прополке картофеля, а уже ближе к осени на уборочных работах. Когда наступили холода, ребята засобирались в Ташкент, к теплу, а мы, девочки, остались. Вернулись в Омск в товарном поезде, пришли в райисполком: нас направили в центр города, чтобы устроить на какое-либо производство. Работники нужны были на кожгалантерейной фабрике. Так как ни у кого не было никаких документов, то с наших слов нам выписали дубликаты свидетельств о рождении. Так как я из группы девочек была самая младшая (12 лет), то на фабрику меня директор не хотел принимать, но я так плакала и просила, чтобы меня от группы не отделяли, что он согласился. По просьбе горисполкома директор меня устроил рассыльной, а другие девочки, 15 и 16 лет, были определены в швейные цеха. Фабрика выполняла военные заказы: шили вещевые мешки, патронные сумки, офицерские и солдатские ремни. Работали по 12 часов в дневную и ночную смены.

Из рассыльных меня перевели в швейный цех. Там я работала шпульницей,  т.е. я собирала у швей шпульки, наматывала на станочке нитки и разносила им, чтобы они не отрывались от основной работы – шитья. Хотя кормили в столовой, но были всё время голодными, всегда хотелось есть.

Жили мы в подвальном помещении, где нам предоставлялись топчаны для сна.  Однажды при работе в ночную смену, уже перед рассветом, очень захотелось спать, и я, наматывая на шпульку нитки, заснула. Нитки с бобины стали наматываться на станок, рядом сидящая швея заметила это и быстро выключила электрорубильник, а меня отослали вздремнуть на кучах продукции (мешки, ремни, сумки). В это время пришёл директор фабрики и стал на меня кричать, что я нарушила ритм работы (швеи сами наматывали нитки на шпульки) и что если бы я была старше, меня отдали бы под суд. Но обошлось. После этого случая, как могла, крепилась, чтобы не заснуть. Если уже совсем не могла, то работницы караулили, чтобы начальство не застало врасплох.

После работы в ночную смену спали несколько часов, потом шли в госпиталь помогать санитаркам. В мою обязанность  входило подносить и убирать «утки», судна лежачих раненых. Когда с этим управлялась, то писала письма по просьбе или читала вслух какую-либо книгу, или пела какие-то песни. Т.к. я была по возрасту самая младшая из девочек, то раненые меня любили, ведь у них дома остались дочери, сестры, и в моём лице это было напоминанием о них.

Выполняла я и другие поручения. Раненые откладывали кусочки хлеба, сахара, папиросы и давали мне, чтобы я продала их. Продав, я им приносила деньги, которые они отправляли семьям. За это они мне давали за 10 проданных кусочков хлеба 11-ый за работу. Там, в госпитале, я чувствовала заботу, теплоту, что помогало не отчаиваться.

Рядом с госпиталем находился драмтеатр. И мы после госпиталя посещали его. Делали это так. Когда зрители после объявления антракта выходили на улицу покурить, подышать, мы забегали на галёрки, смотрели продолжение спектаклей. Это был наш « университет» и отдых –отвлечение  от действительности.

При выписке раненых обязательно фотографировались. К сожалению, сохранилась только одна фотокарточка с одной из девочек нашей группы. Фабрика, госпиталь, полуподвал, иногда театр, базар – вот жизнь с сентября 1944-го года до августа 1945-го.

9-го Мая 1945-го года был солнечный день. Радовались, плакали. После Дня Победы было запрещено посещать госпиталь. Закрылась для меня добрая страница.

В тот грозный для Отчизны час

Нас чьи-то руки подхватили

И в детство возвратили нас!