Сборник «Наше военное детство», Алтайский государственный колледж.

Анфиса Алексеевна Рослякова 1935 г. рождения. Преподаватель русского языка и литературы БГППК

Мое детство и школьные годы прошли в большом районном селе Быстрый Исток, расположенном на берегу реки Обь. Наш дом был на улице третьим от берега, рядом находились  вокзал и пристань, к которой подходили пароходы, идущие из Бийска в Барнаул и обратно. Когда началась война, мужчин собирали в военкомате, а потом строем вели на пристань, сажали на пароход и отправляли в Бийск, где их переодевали в военную форму, учили владеть оружием и только потом отправляли дальше. Так было и с моим отцом. Мы с мамой ездили в Бийск, и я видела его уже в  военной форме.

Мы, ребята, всегда бегали на пристань встречать пароход, надеясь, что вдруг чей-нибудь отец вернется – и мы, первые, встретим его. Но видели только чужих израненных бойцов. Самых тяжелых сопровождали медсестры. Это было страшное зрелище: по трапу с парохода сносили на носилках солдат без ног, с одной ногой и рукой, слепых. Кое-кто сходил сам, опираясь на костыли. Однажды наша соседка тетя Луша встретила своего сына, младшего, без ноги, он шел при помощи костылей. Она, увидев его, так громко закричала, что затихли на пристани все: «Что сделали они с тобой? Я комарику не давала сесть на тебя, сгоняла – они ногу оторвали и превратили тебя в скворечник».

Из моих близких родственников на фронт ушли отец и 3 дяди, все они остались там, далеко, в чужой земле. От отца последнее письмо пришло в 1943-м году, он писал, что их часть «кружится» вокруг г. Ленинграда. Больше писем не было. У соседки были призваны муж и три сына, никто не вернулся.

Днем на улице никого нельзя было увидеть: все на работе до позднего вечера, а то и всю ночь. Это были страшные, голодные годы. Дети рано становились взрослыми, ответственными. Когда началась война, я еще не ходила в школу, дома оставалась одна, да еще и должна была что-то делать по дому. А когда пошла в школу, научилась собирать в поле колоски, нас водила учительница. Это был наш вклад в уборку урожая, а кто постарше, работали после уроков на свекле. И никогда никто не говорил, что не пойдет на работу. Шли все. Мы все понимали, что трудимся для фронта, для Победы.

В школе не было книг, не было тетрадей, писали на газетах между строк, чернил тоже не было, готовили сами чернила. Но все люди были дружны, помогали друг другу, поддерживали кто чем мог. В селе было много эвакуированных семей. Мы питались с огорода. А еще в каждом дворе была корова-кормилица, на нее был такой большой план сдачи молока, что мы целое лето вечерами носили молоко на маслозавод, и только утреннее молоко оставалось дома. Вот картошкой да молоком мы делились с приезжими.

Девятого мая мы, как обычно, сидели за партами, вдруг открылась дверь кто-то вошел и сказал, чтобы все шли к райсполкому. Мы побежали туда, а там уже много народу: кто-то плакал, кто-то смеялся, все обнимались; у всех было какое-то необыкновенное настроение. Конец войны! Победа! Мы победили фашистов!

Это такая радость! Вечером, когда мама пришла с работы, мы долго говорили об отце, еще надеялись: вдруг он вернется!. Были случаи, когда приходила похоронка, а человек оказывался жив и возвращался. У нас похоронки не было. Но отец мой так и не вернулся, так и остался там, защищая Ленинград. Мой отец Овчинников Алексей Егорович, 1902 года рождения.

После войны я окончила школу, затем педагогический институт и стала учителем русского языка и литературы.

Может, за это погиб мой отец, т.е. я выжила, а не оказалась в оккупации, и стала тем, кем стала.